Sveiki visiem! ...jautājums - no kurienes es nāku, manas dzimtas saknes - mani ir vienmēr interesējis.Tāpēc esmu šajā blogā ar vecvectēva Paul Max Bertschy uzvārdu.Viņa darbi liecina par to, kāds viņš bija cilvēks. Vecvectēva mūža darbs- uzceltā Liepājas pilsēta, kurā arī es piedzimu, liecina par viņa milzīgo gara spēku.Tādā veidā es būšu savienota garīgā pasaulē ar viņu, un ar Dieva palīdzību man būs vieglāk izpausties gan darbos, gan domās, gan dvēselē un garā. Mana devīze- Vienoti Garā!
Rāda ziņas ar etiķeti garīgā apziņa. Rādīt visas ziņas
Rāda ziņas ar etiķeti garīgā apziņa. Rādīt visas ziņas

ceturtdiena, 2015. gada 12. marts

Dzimšandieniņa!

....laikam jau tomēr  tā  ir  svarīga diena, kad cilvēks nāk pasaulē. Kaut arī tas ir jau otrais etaps cilvēka mūžā. Pirmais etaps, izrādās bija mātes miesās...bet šo etapu  gan neatceros....

        

sestdiena, 2015. gada 31. janvāris

Lūgšana Dievam par bērniem.

                                                            Lūgšana par bērniem.

Kungs, Jēzus Kristu, Dieva dēls, Savas Visšķīstās Mātes lūgšanu dēļ, uzklausi mani, necienīgo kalponi(vārds). 
Dievs, Tavā žēlastības varā ir mani bērni (vārdi), apžēlojies un izglāb tos Tava vārda dēļ. 
Dievs, piedod tiem visus tīšus un netīšus grēkus, ko tie ir darījuši Tavā priekšā.
Dievs, liec tos uz īstenā ceļa, lai tie pildītu Tavus baušļus, un  ar Tavu gaismu apskaidro to prātus dvēseles glābšanai un ķermeņa dziedināšanai.
Dievs svētī tos katrā Tava valdījuma vietā.
Dievs, pasargi tos Tavā patvērumā ar Tava Dzīvudarošā Krusta spēku no lidojošas lodes, bultas, zobena, uguns, no nāvējošas rētas, no ūdens plūdiem un pirmslaicīgas nāves.
Dievs, pasargi tos no visiem redzamiem un neredzamiem ienaidniekiem, no visādām  bēdām, ļaunuma, nelaimēm, nodevības un gūsta.
Dievs, izdziedini tos no visām slimībām un rētām, no visas nešķīstības, un atbrīvo tos no dvēseles ciešanām.
Dievs, dāvā tiem Tava Svētā Gara žēlastību uz daudziem dzīves gadiem, veselību un tikumību visa labā godībā un mīlestībā, mieru un saticību ar apkārtējiem un priekšniekiem, tuviem un tāliem ļaudīm.
Dievs vairo un stiprini viņu prāta spējas un ķermeniskos(fiziskos) spēkus, un, veselus un plaukstošus tos atgriez vecāku mājās.
Visužēlīgais Dievs, dāvā man, Tavai necienīgai un grēcīgai kalponei(vārds), vecāku svētību manam bērnam(vārds) šajā rīta( dienas, vakara, nakts) stundā, jo Tev pieder Valstība, Spēks, un Gods, mūžīgi mūžos.

Āmen.

svētdiena, 2013. gada 27. oktobris

Крематорий-прямая дорога в ад

Вообще люди зашли в такие дебри, что бесы резвятся по полной программе. Запомните: "Не Знание не освобождает от ответственности" Зжигать тело-это значит отправить душу сразу в ад. 40 дней душа выходит из тела и то есть еще находится в земной жизненной физической прослойке(а как правило люди стараются с кремоторием избавиться от тела побыстрей), то есть душа еще не вышла из тела а ее уже в огонь, человек сразу поподает в жесткие муки, так как если вы себя ущепнете за руку то почуствуете боль. Боль чувствует кто или что? Душа. Не какие рецепторы, а душа, так же душа и ощущает боль огня(страшную боль). Почему тело предают земле после земной смерти, что бы душа полность спокойно вышла из тела, а потом уже не наша проблема куда ей дальше, а дальше ей предстоит суд Божий в ад или рай. Опомнитесь и покайтесь! Не зжигайте тела. Даже если это завещание родсвенника - не берите грех на душу, похороните в землю.

Запись от Владыка Александр размещена 21.06.2012 в 12:28


БОГОСЛОВСКАЯ ОЦЕНКА И ЭККЛЕСИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ КРЕМАЦИИ МЕРТВЫХ
Митрополит Иерофей (Влахос)
Выступление митрополита Навпактского и Cвятовласиевского Иерофея (Влахоса), текст которого предлагается читателям сайта «Православие.ру», состоялось на конференции, посвященной теме кремации мертвых, которая была организована Священным Синодом Элладской Церкви 3 марта 1999 года.
Митрополит Иерофей (Влахос)
Митрополит Иерофей (Влахос)

Прежде всего, я хотел бы поблагодарить Священный Синод Элладской Церкви за то, что поручил мне высказаться по данной проблематике, которая столь волнует современное греческое общество. Речь не идет о том, чтобы я исчерпал эту сложную тему; я затрону в ней лишь богословские и экклесиологические аспекты. Другие стороны этой проблемы будут рассмотрены моими содокладчиками.

Вначале я хотел бы сказать, что в специальном исследовании профессора богословского факультета Афинского университета Георгия Антураки «Погребение, кремация и воскресение мертвых: свидетельства традиции и культуры» предоставлен богатый материал на эту тему. Я же сегодня остановлюсь на трех узловых моментах.
Первый. Все культурные народы древности заботились о своих умерших даже больше, чем о живых, и, кроме того, у большинства народов была возможность выбора между погребением или сжиганием мертвого тела. Считается, что сжигание было вызвано страхом перед мертвым человеком или чтобы уничтожить трупы, которые считались источником заразы. В Греции, и древней, главным образом в классические времена, и сегодняшних дней, преобладает традиция погребать своих мертвых, поскольку веровали, что душа непогребенного человека не может войти в Элисейские равнины[1] и блуждает до тех пор, пока не обретет могилу. Тем не менее, в гомеровскую эпоху мы встречаемся с примерами сжигания тел умерших. В новые времена кремация мертвых была принята во Франции после революции апрельским указом 1789 года. Сегодня кремация широко распространена в различных Протестантских Церквах, в атеистических сообществах, среди масонов.
Второй. Сжигание умерших в древности всегда имело два существенных признака. Во-первых, оно сопровождалось определенным религиозным обрядом; во-вторых, никогда не применялся метод полного уничтожения, превращения в пепел. После сжигания тела собирались оставшиеся кости, они клались в дорогой ковчежец и захоранивались в отдельных могилах. То есть было и сжигание, и погребение тела, но не полное испепеление. Кремация в специальных печах является нововведением, неизвестным в древние времена. Это нужно особо подчеркнуть.
Третий. С началом христианского периода мы не встречаем никаких свидетельств о добровольном сжигании тел усопших. Всегда христианство было за погребение всего тела. Должен сказать, что я не нашел решений Вселенских или Поместных Соборов, которые бы запрещали кремацию, но это как раз потому, что никому и в голову не пришло ставить вопрос о сжигании тел усопших. Косвенно каждый может обратиться к апостольским словам: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм – вы» (1 Кор. 3: 17). Это место свидетельствует против всякого разрушения тела. Спиридон Макрис[2] сообщает, что у Тертуллиана есть ясная позиция, отвергающая сжигание усопших, но я не смог найти это место в трудах Тертуллиана.
Существует решение Священного Синода Элладской Церкви по этой проблеме. Когда в 1960 году тело выдающегося музыканта и дирижера, почетного академика Димитрия Митропулоса было кремировано (согласно его завещанию) и пепел помещен в простую урночку, Элладская Церковь (несмотря на просьбы очень многих) отказалась от какого-либо официального или неофициального погребения и даже от простой литии.
Богословская оценка
Человек есть творение Божие, он имеет определенное начало и, конечно, не имеет конца, потому что так пожелал Бог. Само собой разумеется, что все тварное, которое имеет начало, имеет и конец. Однако, согласно воле Божией, это не так по отношению к человеку. Связь души с телом очень сильная, и мы можем проследить ее онтологически – не только в процессе смерти, но и в последующей жизни человека после его смерти. То есть как после исхода души из тела, так и в процессе нового соединения души с телом.
Сотворенный человек есть определенная ипостась-лицо, отличающаяся от любой другой сущности. И ипостась человека не определяется и не заключается только в душе, но распространяется на все существо его. Чрезвычайно важно то, что говорит святой Иустин Мученик и Философ, давая свое определение человеку: «Что такое человек как не животное разумное, состоящее из души и тела? Разве душа сама по себе есть человек? Нет, она душа человека. А тело разве может быть названо человеком? Нет, оно называется телом человека». И продолжает далее, что человеком не называется что-либо одно из двух – либо душа, либо тело, но «только существо, состоящее из соединений той и другого, называется человеком».
Это значит, что тело не есть просто тюрьма для души, как считали различные идеологические и философские течения древности, но одно из существенных составляющих ипостаси человека. Душа присутствует в теле своей энергией, оживотворяет тело. Очень показательно то, что в своих погребальных стихирах преподобный Иоанн Дамаскин, говоря о бездушном теле, которое находится во гробе, называет его «по образу Божию»: «И вижду во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну[3], безславну, не имущую вида». То есть мертвое тело продолжает называться образом Божиим. Это, конечно, не подразумевает, что Бог имеет плоть, но так говорится в двух значениях. Во-первых, Слово Божие, Христос, когда пришла полнота времен, воплотился, вочеловечился, и Он есть подлинный архетип человека. Во-вторых, как Господь оживотворяет все творение, так и душа человека оживотворяет тело.
Действительно, святой Григорий Палама говорит о том, что «по образу Божию» человека превосходит «по образу Божию» ангелов, хотя и люди, и ангелы имеют своим примером образ Святой Троицы – то есть имеют ум, слово и дух. Душа человека с его духом животворит соединенное с ней тело, которого не имеют ангелы. То есть ангелы имеют дух, но не животворящий, поскольку не имеют тела. Напротив, умная и словесная природа души человека, так как была сотворена вместе с земным телом, «от Бога восприняла и дух животворящий». И действительно, душа имеет такую привычку и даже любовь к телу, «что никак не желает разлучаться его, но совсем не покидать и лишь насильно – по причине болезни великой или травмы извне».
Этот крепкий союз между душой и телом виден и в том обстоятельстве, что спасение человека не относится только к душе, но распространяется на всего человека, который состоит из души и тела. Все богослужение и таинства Церкви обращены ко всему человеку. Весь человек, состоящий из души и тела, возрожденный и живущий в Духе, является членом Тела Христова. Когда мы говорим о членах Церкви, то в действительности разумеем членов обоженной плоти, которую воспринял Христос от Пресвятой Девы. Наша связь с Церковью не мысленная, не мистическая, но реальная, поскольку мы составляем Тело Христово; она не только духовная, душевная и психическая, но и телесная. И, конечно, когда мы говорим о спасении, мы имеем в виду сохранение всего человека. Слово «спасение» происходит от двух слов: «невредимый» и «сохраняю»[4]. Очень важным является следующее место у апостола Павла: «Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5: 23).
То, что человек есть ипостась, состоящая из единства души и тела, видно и из того, что душа не желает разделяться с телом и после смерти. Великое таинство смерти не исчерпывается просто фактом того, что человек теряет и разлучается с возлюбленными ему людьми, но в том, что душа покидает возлюбленную ей стихию, то есть тело. Слово святого Иоанна Дамаскина очень точно: «Воистину страшное смерти таинство, как душа тела насильно разделяется, гармонией связанный естественный союз Бога повелением отсекается». Существует природная естественная связь между душою и телом; между двумя этими частями человеческой ипостаси сохраняется гармония, и, следовательно, разлучение между ними становится болезненным, но в согласии с волей Божией.
Но даже после разделения души от тела ипостась не разрушается. Хотя душа отделяется от тела, но ипостась остается неразделенной. Эту богословскую истину мы можем увидеть на примере двух важных положений.
Во-первых, душа, отделившись от тела, сохраняет воспоминания о нем. Это мы можем увидеть из текста тропаря канона Великой субботы: «Ад, Слове, срет Тя огорчися, человека[5] зря обожена, уязвлена ранами, и всесильнодетеля». Здесь говориться, что ад увидел Слово Божие, имеющее раны, но всесильное. И объясняет святой Никодим Святогорец православно и святоотечески, что в ад сошла душа вместе с Божеством, а тело пребывало во гробе вместе с Божеством. Тогда раны, которые увидел ад, должны были быть ранами Божества или ранами души? Первое исключается, потому что, когда страдала человеческая природа на Кресте, не страдала Божественная, так как Божественная природа бесстрастна. Следовательно, раны, которые видел ад, были ранами души. Но как это может быть, ведь раны были оставлены на теле? Из душевных сил некоторые действуют самостоятельно (ум, размышление, славление), а некоторые нуждаются в энергии тела (фантазия и ощущения). Так как раны Христа были ощутимы, значит, они были общими и для души, и для тела. Когда бичевалась и страдала плоть Христа, тогда «несколько смутные образы и типы и ощущения от ран и страданий запечатлелись и в самой душе. Когда слышим, что души грешников в ад следуют, то печати и знамения грехов своих с собою переносят».
Во-вторых, ясно, что с разделением тела от души не разрушается ипостась человека. Душа, несмотря на свое отделение от тела и распадение самого тела на части, узнает эти части и не отдаляется от них. Святой Григорий Нисский говорит, что душа признает эти части и приводится в те места, где находятся останки для признания частей всего тела. Так, душа не отдаляется от своего тела и «не входит в общение и не смешивается с материей оставшихся частей».
Следовательно, душа и после отделения от тела знает и узнает элементы и части тела, так что силою и энергией Божией вновь опять войдет в свое тело, и так произойдет воскресение мертвых тел. Очень показательно пророчество пророка Иезекииля, которое описывает это чудесное воскресение тел (см.: Иез. 37: 1–14).
Конечно, тело человека по восстанию из мертвых будет его же, но нетленное, бессмертное и обновленное. Апостол Павел говорит по этому поводу: «Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор. 15: 42–44). То есть воскресшее тело человека будет иметь характерные признаки его ипостаси, но будет оно обновленное, поскольку во время второго пришествия Христа станет новая тварь, без следов тленности и смертности. Возрожденное тело будет подобно Адаму и Еве до грехопадения, подобно телу Христа после славного Его воскресения. То, что человек станет обновленным созданием, не потерявшим при этом признаков своей собственной ипостаси, видно из святоотеческого учения. Согласно ему, исчезнут все болезни и все недостатки человеческого тела. Святой Иустин Мученик и Философ говорит, что если Христос во время первого своего пришествия на землю исцелял болезни тела и дополнял недостающие части тела человека, «насколько же более того соделает по общем воскресении, так что в целости и неповрежденности воскресит плоть».
Таким образом, откровенная истина, как она выражена в Святом Писании и в святоотеческих текстах, убеждает, что существует теснейшая связь между душою и телом и что, несмотря на разделение души от тела, не разрушается и не исчезает ипостась человека, но душа знает и признает члены своего тела, и, конечно, целое тело, преображенное и обновленное, воскреснет во втором пришествии Христа.
Пастырские и экклесиологические последствия
Эти богословские обоснования, рассмотренные нами, должны быть достоянием нашей церковной жизни. Поскольку мы живем в обществе обмирщенном, необходимо увидеть пастырские и экклесиологические параметры затронутой темы. Древние христиане питали безграничное уважение к мощам святых, которые, подвергаемые мучениям, возможно и сжигались. Останки собирали из огня, помещали их с великим благоговением в особых местах и поклонялись им. Почитаются и даже малые частицы, потому что и «в разделенном теле благодать нераздельно пребывает». То есть со святыми происходит некая аналогия того, что было и со Христом. Душа Христа отделилась от тела, однако Божество пребывало нераздельно, душа вместе с Божеством сошла во ад, а тело с Божеством оставалось во гробе. Нечто похожее происходит и со святыми: когда душа их разрешается от тела, в мощах святого остается благодать Божия, свидетельствующая о себе.
К сожалению, обмирщенные христиане по другому смотрят на эту тему и считают вполне приемлемым практику кремации тел. Как мы можем подойти к этой проблеме с пастырской и экклесиологической стороны? Здесь я бы хотел очень кратко подчеркнуть два момента.
Первое. Церковь не может согласиться с кремацией мертвых и благословить на нее своих чад, потому что уважает человеческое тело, считает его храмом Духа Святого, одной из частей человеческой ипостаси. Осознавая то, что, несмотря на отделение души, единство ипостаси остается, такое действие может расцениваться как насилие над природой, поскольку естественным является разложение тела, а всякое насилие над естеством природы порождает экологические проблемы. А также мы не принимаем платонические теории о природе тел смертных и бессмертных. Мы не можем принять кремацию тел, потому что те, кто соглашается на нее, возможно, тем самым исповедуют платонические и древние философские взгляды, рассматривающие тело как узилище для души, или что тело не воскреснет, или что оно сосуд наслаждений, который должно отсечь и презреть, чтобы спаслась душа. Так скрытно в согласии на кремацию таится пренебрежение к телу, неверие в воскресение мертвых, возможно учение о переселении душ или вообще отрицание существование души после смерти.
Конечно, есть случаи, когда тела святых сгорели или тела людей сжигались по разным причинам. Но есть разница между добровольным и насильственным сжиганием. Одно дело, когда это происходит без желания человека, и совсем другое – добровольное согласие. В первом случае Господь не засвидетельствует неуважение к телу. А во втором, когда человек по своей воле так поступает, это показывает его неверие. Конечно, и в первом, и во втором случае Бог воскресит и воссоздаст тело и из пепла, поскольку во втором пришествии все люди воскреснут: и те, кто пострадали от гонений, и те, кто были съедены зверями или сгорели от огня. Но то, что имеет для нас значение, – это та идея, которая стоит за принятием практики кремации тел. Именно поэтому Церковь столь внимательно исследует этот вопрос. Помимо богословских оснований есть и другие – психологические, социальные, которые не согласовываются со сжиганием усопших людей. Другие докладчики рассмотрят и с этих сторон этот феномен.
Второе. Те, кто соглашаются на кремацию своих тел, потому что имеют другие взгляды на существование души, воскресение тела и вечную жизнь, но одновременно желают и церковного погребения, создадут большую проблему для Церкви. Что делать Церкви? Отпевать и погребать пепел? Согласиться совершить последование отпевания над мертвым телом, зная, что после службы тело отправят в печь для сжигания? А потом погребать пепел на кладбище?
Эти вопросы вызывают пастырские и экклесиологические проблемы, которые, как я уже сказал, касаются богословских воззрений. И Церковь должна занять ясную позицию в этом вопросе.
На мой взгляд, возможный ответ может сослагаться из двух производных. Первое. Служба погребения тесно связана с присутствием человеческого тела, а не пепла. Все тропари говорят об усопшем, а не об испепеленном, о теле, которое находится перед нами, о последнем лобзании и т.д. Как же можно совершать погребение без тела? Второе. Вся служба отпевания имеет непосредственную связь с погребением тела, а не с погребением пепла. Таким образом, два этих заключения приводят к выводу, что не должна совершаться служба погребения ни до кремации, ни после нее. В первом случае не будет самого погребения тела, а во втором не будет тела, а только пепел.
В заключение я хотел бы сказать, что Церковь должна оставаться не подверженной влиянию духа мира сего и продолжать отпевать и погребать тела, которые могут статься мощами святых. Они будут почивать в ожидании своего восстания, и когда случится их обретение, была бы возможность увериться в святости усопшего. Потому что нетленность и чудотворение мощей есть доказательство обожения человека, так как благодать Божия пронизывает и все тело. И конечно, подтверждение бытия святого имеет глубокое значение, поскольку тогда мы знаем, что его предстательство поможет и в нашем с вами спасении.
Перевел с греческого Иван Дяченко

[1] В древнегреческой мифологии так назывался рай – место блаженства. – Здесь и далее примеч. переводчика.
[2] Спиридон Макрис – известный современный греческий ученый, историк.
[3] Славянский перевод не совсем точен. Κατ' είκόνα – по образу, а άμορφον – скорее, не «безобразну», а «потерявшую внешний вид».
[4] Греческое слово σωτηρία имеет два корня со следующими значениями: σωον – «целый, невредимый»; τηρω – «сохранять, наблюдать». Русское слово «спасение» этимологически тоже имеет схожее значение – от глагола «пасти», то есть «наблюдать, сохранять в целости стадо».
[5] βροτός – «смертный, человек».

svētdiena, 2013. gada 8. septembris

СРЕТЕНИЕ ВЛАДИМИРСКОЙ ИКОНЫ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

  По церковному преданию, Владимирская икона Богоматери была написана евангелистом Лукой на доске стола, который находился в доме Иосифа, Марии и Иисуса. Икона была перенесена из Иерусалима в Константинополь, а затем в женский монастырь под Киевом, в Вышгород. Сбежав из Вышгорода на север, князь Андрей Боголюбский привез икону во Владимир, по которому она и была названа. Во время нашествия Тамерлана, при Василии I, чтимая икона была перенесена в Москву как защитница города.

Авторы сценария: Александр Сарычев, Алексей Горовацкий
​Режиссер: Наталия Сергеева


otrdiena, 2013. gada 16. aprīlis

Почему Пасха 5 мая?


Здравствуйте! Объясните, пожалуйста, как правильно рассчитать дату православной Пасхи. Справочная литература дает "Первое воскресенье после первого полнолуния после весеннего равноденствия". Весеннее равноденствие – явление астрономическое и постоянное, и в нашем веке приходится на 20 марта. Сегодня (27 марта) – полнолуние. Значит, Пасха должна быть в ближайшее воскресенье, то есть 31 марта? Почему по календарю она 5 мая? В чем нестыковка? Спасибо заранее за уделенное мне время. Екатерина.
протоиерей Михаил Самохин


Отвечает протоиерей Михаил Самохин:


Здравствуйте, Екатерина!
Русская Православная Церковь, по-прежнему, живет по юлианскому календарю и использует для расчета празднования Пасхи александрийскую пасхалию, восходящую к эпохе Никейского Собора. Эта пасхалия считает датой весеннего равноденствия 21 марта по юлианскому календарю, т.е. 3 апреля по григорианскому календарю. Таким образом, дата иудейского песаха, по расчетам этой пасхалии, приходится на 30 апреля по григорианскому календарю. Пасха, таким образом, приходится на 5 мая.

Те Церкви, которые живут по григорианскому календарю, и датой весеннего равноденствия считают 21 марта по этому календарю. Дата празднования песаха приходится на 26 марта, Пасхи – на 31 марта.
Современный иудаизм с некоторых пор также пользуется григорианским календарем, как астрономически более точным. Поэтому привязка к дате современного иудейского песаха для нашей Церкви невозможна.
О причинах и следствиях такой календарной ситуации подробно писали богословы Санкт-Петербургской Духовной Академии протоиерей Ливерий Воронов и протоиерей Владимир Хулап.
Для расчета пасхалии используется формула Карла Фридриха Гаусса. Подробно о ней здесь. Расчет Пасхи по этой формуле можно найти здесь.

С уважением, протоиерей Михаил Самохин.

piektdiena, 2013. gada 12. aprīlis

Житие преподобной матери нашей Марии Египетской


Прпп. Зосима и Мария Египетская
Прпп. Зосима и Мария Египетская



АУДИО СкачатьMP3
(MP3 файл. Продолжительность
52:55 мин. Размер 38.2 Mb) «Блюсти царскую тайну хорошо, а открывать и проповедовать дела Божии славно» (Тов.12:7), — так сказал архангел Рафаил Товиту, когда совершилось дивное исцеление его слепоты. Действительно, не хранить царской тайны страшно и гибельно, а умалчивать о преславных делах Божиих — большая потеря для души. «И я, — говорит святой Софроний[1], написавший житие преподобной Марии Египетской, — боюсь молчанием утаить Божественные дела и, вспоминая о грозящем несчастии рабу (Мф.25:18, 25), закопавшему в землю данный от Бога талант, не могу не рассказать святой повести, дошедшей до меня».
«И да никто не подумает — продолжает святой Софроний, — что я осмелился писать неправду, когда у кого явится сомнение в этом дивном событии: не подобает мне лгать на святое. Если же найдутся такие люди, которые, прочитав это писание и пораженные преславным событием, не поверят, то к ним да будет милостив Господь, потому что они, размышляя о немощи человеческого существа, считают невозможными те чудесные дела, которые совершаются со святыми людьми. Однако надо уже начать рассказ о славном событии, происшедшем в нашем роде.
В одном из палестинских монастырей жил старец, украшенный благочестием жизни и разумностью речи, и с ранней юности доблестно подвизавшийся в иноческом подвиге. Имя старцу было Зосима. (Пусть никто не думает, что это Зосима еретик, хотя у них и одно имя: один заслужил худую славу и был чужд церкви, другой — праведный и был прославлен.) Зосима прошел все степени постнических подвигов и соблюдал все правила, преподанные величайшими иноками. Исполняя все это, он никогда не переставал поучаться Божественными словами: и ложась, и вставая, и за работой, и вкушая пищу (если только можно назвать пищей то, что он вкушал в очень малом количестве), он неумолчно и постоянно исполнял одно дело — он пел божественные песнопения и искал поучений в Божественных книгах. Еще в младенчестве он был отдан в монастырь, где доблестно подвизался в постничестве до 53-х лет. Но потом его стала смущать мысль, что он достиг полного совершенства и более не нуждается ни в каких наставлениях.
«Есть ли, — думал он, — на земле инок, могущий меня наставить и показать пример такого постничества, какого я еще не прошел? Найдется ли в пустыне человек, превзошедший меня?»
Когда старец так размышлял, к нему явился ангел и сказал:
«Зосима! Ты усердно подвизался, насколько это в силах человека, и доблестно прошел постнический подвиг. Однако нет человека, который мог бы сказать о себе, что он достиг совершенства. Есть подвиги, неведомые тебе, и труднее пройденных тобою. Чтобы познать, сколько иных путей ведут ко спасению, покинь страну свою, как славнейший из патриархов Авраам (Быт.12:1), и иди в монастырь, лежащий при реке Иордане».
Следуя такому наставлению, Зосима вышел из монастыря, в котором подвизался с младенчества, отправился к Иордану и достиг того монастыря, куда его направил голос Божий.
Толкнув рукою монастырские врата, Зосима нашел инока-привратника и сказал ему про себя. Тот известил игумена, который приказал позвать пришедшего старца к себе. Зосима пришел к игумену и исполнил обычный иноческий поклон и молитву.
— Откуда ты, брат, — спросил его игумен, — и для чего пришел к нам, нищим старцам?
Зосима отвечал:
— Откуда я пришел, об этом нет нужды говорить; пришел же я, отец, ища себе душевной пользы, так как слышал о вас много великого и достохвального, могущего привести душу к Богу.
— Брат, — сказал ему на это игумен, — один Бог может исцелить немощи душевные; да наставит он и тебя и нас путям своим на пользу души, а человек исправлять человека не может, если он постоянно не вникает в себя и неусыпно, с Божией помощью, не совершает подвигов. Но так как любовь Христова побудила тебя посетить нас, убогих старцев, то оставайся с нами, если для этого пришел. Пастырь добрый, отдавший душу свою для нашего спасения, да ниспошлет на всех нас благодать Святого Духа.
После таких слов, Зосима поклонился игумену, просил его молитв и благословения и остался в монастыре. Здесь он видел старцев, сиявших добрыми делами и благочестием, с пламенным сердцем служивших Господу непрестанным пением, всенощной молитвой, постоянным трудом. На устах их всегда были псалмы, никогда не слышно было праздного слова, ничего не знали они о приобретении временных благ и о житейских заботах. Одно у них было постоянное стремление — это умертвить свою плоть. Главная и постоянная пища их была слово Божие, а тело они питали хлебом и водою, насколько каждому позволяла любовь к Богу. Видя это, Зосима поучался и готовился к предстоящему подвигу.
Прошло много времени, наступили дни святого великого поста, монастырские ворота были заперты и открывались только в том случае, если кого посылали по делам монастыря. Пустынная была та местность; миряне не только не приходили, но даже не знали об этой обители.
Был в монастыре том обычай, ради коего Бог привел туда Зосиму. В первую неделю Великого поста за литургией все причащались Пречистого Тела и Крови Господней и вкушали немного постной пищи; потом все собирались в церкви, и после прилежной, коленопреклоненной молитвы старцы прощались друг с другом; и каждый с поклоном просил у игумена благословения на предлежащий подвиг путешествующим. После этого открывались монастырские ворота, и с пением псалма «Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь — крепость жизни моей: кого мне страшиться?» (Пс.26:1), иноки выходили в пустыню и переходили через реку Иордан. В монастыре оставались только один или двое старцев, не для охраны имущества — украсть там было нечего, — но чтобы не оставить церковь без богослужения. Каждый брал с собою немного пищи, сколько мог и хотел по своим телесным потребностям: один немного хлеба, другой — смоквы, кто — финики или моченую в воде пшеницу Некоторые ничего с собой не брали, кроме рубища на своем теле, и питались, когда принуждал их к тому голод, растущими в пустыне травами.
Перешедши через Иордан, все расходились далеко в разные стороны и не знали друг о друге, как кто постится и подвизается. Если кто видел, что другой идет к нему на встречу, то уходил в другую сторону и продолжал свою жизнь в одиночестве в постоянной молитве, вкушая в определенное время очень мало пищи. Так иноки проводили весь Великий пост и возвращались в монастырь за неделю до Воскресения Христова, когда церковь с ваиами[2] торжественно празднует праздник Ваий. Придя в монастырь, никто из братий не спрашивал друг друга, как он провел время в пустыне и чем занимался, имея свидетелем одну только свою совесть. Таков был монастырский устав Прииорданского монастыря.
Зосима, по обычаю того монастыря, также перешел через Иордан, взяв с собой ради немощи телесной немного пищи и ту одежду, которую носил постоянно. Блуждая по пустыне, он совершал свой молитвенный подвиг и по-возможности воздерживался от пищи. Спал он мало; где застанет его ночь, там уснет немного, сидя на земле, а рано утром пробуждается и продолжает свой подвиг. Ему все больше и больше хотелось пройти вглубь пустыни и там найти одного из подвижников, который мог бы его наставить.
После двадцати дней пути, он однажды приостановился и, обратившись на восток, стал петь шестой час[3], исполняя обычные молитвы: во время своего подвига он, приостанавливаясь, пел каждый час и молился. Когда он так пел, то увидал с правой стороны как будто тень человеческого тела. Испугавшись и думая, что это бесовское наваждение, он стал креститься. Когда страх прошел, и молитва была окончена, он обернулся к югу и увидел человека нагого, опаленного до черна солнцем, с белыми, как шерсть волосами, спускавшимися только до шеи. Зосима побежал в ту сторону с большою радостью: в последние дни он не видал не только человека, но и животного. Когда этот человек издали увидал, что Зосима приближается к нему, то поспешно побежал вглубь пустыни. Но Зосима как будто забыл и свою старость, и утомление от пути и бросился догонять беглеца. Тот поспешно удалялся, но Зосима бежал быстрее и когда нагнал его настолько, что можно им было услышать друг друга, то возопил со слезами:
— Зачем ты, раб Бога Истинного, ради Коего поселился в пустыне, убегаешь от меня грешного старца? Подожди меня, недостойного и немощного, надежды ради воздаяния за твой подвиг! Остановись, помолись за меня и ради Господа Бога, Который никем не гнушается, преподай мне благословение.
Так восклицал Зосима со слезами. Между тем они достигли ложбины, как бы русла высохшей реки. Беглец устремился на другую сторону, а Зосима, утомленный и не имевший сил бежать дальше, усилил слезные мольбы свои и остановился. Тогда бежавший от Зосимы наконец остановился и сказал так:
— Авва[4] Зосима! Прости меня ради Бога, что не могу предстать перед тобой: женщина я, как видишь, нагая, ничем не прикрытая в своей наготе. Но если ты хочешь преподать мне, грешной, свою молитву и благословение, то брось мне что-нибудь из своей одежды прикрыться, и тогда я обращусь к тебе за молитвой.
Страх и ужас объял Зосиму, когда он услышал свое имя из уст той, которая никогда его не видала и о нем ничего не слыхала.
«Если бы она не была прозорливой, — подумал он, — то не назвала бы меня по имени».
Быстро исполнил он ее желание, снял с себя ветхую, разорванную одежду и, отворотившись, бросил ей. Взяв одежду, она препоясалась и, насколько было возможно, прикрыла свою наготу. Потом она обратилась к Зосиме с такими словами:
— Зачем ты, авва Зосима, пожелал увидеть меня, грешную жену? Хочешь что-либо услышать или научиться от меня и потому не поленился на трудный путь?
Но Зосима бросился на землю и просил у нее благословения. Она также склонилась на землю, и так оба лежали, прося другу друга благословения; слышно было только одно слово «благослови!» После долгого времени она сказала старцу:
— Авва Зосима! Ты должен благословить и сотворить молитву, потому что ты облечен саном иерея и уже много лет предстоишь святому алтарю, совершая Божественные таинства.
Эти слова повергли старца еще в больший страх. Обливаясь слезами, он сказал ей, с трудом переводя дыхание от трепета:
— О духовная матерь! Ты приблизилась к Богу, умертвив телесные немощи. Божий дар на тебе проявляется больше, чем на других: ты никогда не видала меня, но называешь меня по имени и знаешь мой сан иерея. Посему лучше ты меня благослови ради Бога и преподай свою святую молитву.
Тронутая настойчивостью старца, она благословила его с такими словами:
— Благословен Бог, хотящий спасения душам человеческим!
Зосима ответствовал «аминь», и оба поднялись с земли. Тогда она спросила старца:
— Человек Божий! Зачем ты пожелал посетить меня нагую, не украшенную никакими добродетелями? Но благодать Святого Духа привела тебя, чтобы, когда нужно, сообщить мне и о земной жизни. Скажи же мне, отец, как теперь живут христиане, царь и святые церкви?
— Вашими святыми молитвами, — отвечал Зосима, — Бог даровал церкви прочный мир[5]. Но склонись к мольбам недостойного старца и помолись Господу за весь мир и за меня грешного, чтобы мое скитание по пустыне не прошло бесплодным.
— Скорее тебе, авва Зосима, — сказала она, — как имеющему священный сан, подобает помолиться за меня и за всех; ибо ты к сему и предназначен. Но из долга послушания я исполню твою волю.
С этими словами она обратилась на восток; возведши очи кверху и подняв руки, она начала молиться, но так тихо, что Зосима не слышал и не понимал слов молитвы. В трепете, молча стоял он, поникнув головой.
«Призываю Бога во свидетели, — рассказывал он, — что через некоторое время я приподнял глаза и увидал ее поднявшеюся на локоть[6] от земли; так она стояла на воздухе и молилась». Увидев это, Зосима затрепетал от страха, со слезами повергнулся на землю и только произносил:
— Господи, помилуй!
Но тут его смутила мысль, не дух ли это и не привидение ли, как бы молящееся Богу. Но святая, подняв старца с земли, сказала:
— Зачем, Зосима, тебя смущает мысль о привидении, зачем думаешь, что я дух, совершающий молитву? Умоляю тебя, блаженный отец, уверься, что я жена грешница, очищенная только святым крещением; нет, я не дух, а земля, прах и пепел, я плоть, не помышляющая быть духом.
С этими словами она осенила крестным знамением свое чело, очи, уста, грудь и продолжала:
— Да избавит нас Бог от лукавого и от сетей его, потому что велика брань[7] его на нас.
Слыша такие слова, старец припал к ногам ее и со слезами воскликнул:
— Именем Господа нашего Иисуса Христа, Бога истинного, рожденного от Девы, ради Коего ты, нагая, так умертвила свою плоть, заклинаю тебя, не скрывай от меня, но все расскажи о твоей жизни, и я прославлю величие Божие. Ради Бога, скажи все не для похвальбы, а чтобы дать наставление мне грешному и недостойному. Я верю в Бога моего, для Коего ты живешь, что я направился в эту пустыню именно для того, чтобы Бог прославил твои дела: путям Божиим мы не в силах противостоять. Если бы Богу не было угодно, чтобы ты и твои подвиги сделались известны, Он не открыл бы тебя мне и меня не укрепил бы на такой далекий путь по пустыне.
Много убеждал Зосима ее и другими словами, а она, подняв его, сказала:
— Прости меня, святой отец, я стыжусь рассказать о позорной жизни моей. Но ты видел мое нагое тело, так я обнажу и душу мою, и ты узнаешь, сколько в ней стыда и позора. Я откроюсь тебе, не хвалясь, как ты говорил: о чем хвалиться мне, избранному сосуду диавольскому! Но если начну рассказ о своей жизни, ты убежишь от меня, как от змеи; твой слух не выдержит повести о моем беспутстве. Однако я расскажу, ничего не умолчав; только прошу тебя, когда узнаешь жизнь мою, не забывай молиться за меня, чтобы мне получить какую-либо милость в день судный.
Старец с неудержимыми слезами просил ее поведать о своей жизни, и она так начала рассказывать о себе:
«Я, святой отец, родилась в Египте, но будучи 12-ти лет от роду, когда были живы еще мои родители, я отвергла их любовь и отправилась в Александрию[8]. Как я потеряла свою девическую чистоту и стала неудержимо, ненасытно предаваться любодеянию, — об этом без стыда я не могу даже помыслить, не только пространно рассказывать; скажу только кратко, чтобы ты узнал о неудержимой моей похоти. Семнадцать лет, и даже больше, я совершала блуд со всеми, не ради подарка или платы, так как ничего ни от кого я не хотела брать, но я так рассудила, что даром больше будут приходить ко мне и удовлетворять мою похоть. Не думай, что я была богата и оттого не брала, — нет, я жила в нищете, часто голодная пряла охлопья, но всегда была одержима желанием еще более погрязнуть в тине блуда: я видела жизнь в постоянном бесчестии. Однажды, во время жатвы, я увидела, что много мужей — и египтян, и ливийцев[9] идут к морю. Я спросила одного встречного, куда спешат эти люди? Тот ответил, что они идут в Иерусалим на предстоящий в скором времени праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста. На мой вопрос, возьмут ли они и меня с собой, он сказал, что если у меня есть деньги и пища, то никто не будет препятствовать. Я сказала ему: «Нет, брат, у меня ни денег, ни пищи, но все-таки я пойду и сяду с ними в один корабль, а они меня пропитают: я отдам им свое тело за плату». — Я хотела пойти для того, чтобы, — прости меня, мой отец, — около меня было много людей, готовых к похоти. Говорила тебе я, отец Зосима, чтобы ты не принуждал меня рассказывать про мой позор. Бог свидетель, я боюсь, что своими словами я оскверняю самый воздух».
Орошая землю слезами, Зосима воскликнул:
— Говори, мать моя, говори! Продолжай свою поучительную повесть!
«Встретившийся юноша, — продолжала она, — услышав мою бесстыдную речь, засмеялся и отошел прочь. А я, бросив случившуюся при мне пряслицу, поспешила к морю. Оглядев путешественников, я заметила среди них человек десять или больше, стоявших на берегу; они были молоды и, казалось, подходили к моему вожделению. Другие уже вошли в корабль.
Бесстыдно, по обыкновению, я подбежала к стоявшим и сказала: «Возьмите и меня с собою, я вам буду угождать». Они засмеялись на эти и подобные слова, и видя мое бесстыдство, взяли с собой на корабль, и мы отплыли. Как тебе, человек Божий, сказать, что было дальше? Какой язык, какой слух вынесет рассказ о позорных делах, совершенных мною на корабле во время пути: я увлекала на грех даже против воли, и не было постыдных дел, каким бы я не научала. Поверь, отец, я ужасаюсь, как море перенесло такой разврат, как не разверзлась земля и не погрузила меня живою в ад после совращения столь многих людей! Но я думаю, что Бог ожидал моего покаяния, не желая смерти грешника, но с долготерпением ожидая обращения.
С такими чувствами прибыла я в Иерусалим и все дни до праздника поступала по-прежнему, и даже хуже. Я не только не довольствовалась юношами, бывшими со мной на корабле, но еще собирала на блуд местных жителей и странников. Наконец, наступил праздник Воздвижения Честного Креста, и я как и прежде, пошла совращать юношей. Увидев, что рано утром все, один за другим, идут в церковь, отправилась и я, вошла со всеми в притвор и, когда наступил час святого Воздвижения Честного Креста Господня, попыталась с народом проникнуть в церковь. Как я ни старалась протесниться, но народ меня отстранял. Наконец, с большим трудом приблизилась к дверям церкви и я, окаянная. Но все невозбранно входили в церковь, а меня не допускала какая-то Божественная сила. Я снова попыталась войти, и снова была отстранена, осталась одна в притворе. Думая, что это происходит от моей женской слабости, я вмешалась в новую толпу, но старание мое оказалось тщетным; моя грешная нога уже касалась порога, всех невозбранно церковь принимала, меня одну окаянную она не допускала; как будто нарочно приставленная многочисленная воинская стража, неведомая сила задерживала меня — и вот я опять оказалась в притворе. Так три-четыре раза я напрягала силы, но не имела успеха. От изнеможения я не могла более вмешиваться в толпу входящих, все тело мое болело от тесноты и давки. Отчаявшись, я со стыдом отступила и встала в углу притвора. Очнувшись, я подумала, какая вина не дозволяет мне видеть животворящее древо Креста Господня. Свет спасительного разума, правда Божия, освещающая душевные очи, коснулась сердца моего и указала, что мерзость дел моих возбраняет мне войти в церковь. Тогда я стала горько плакать, с рыданиями бить себя в грудь и вздыхать от глубины сердца.
Так я плакала, стоя в притворе. Подняв глаза, я увидала на стене икону Пресвятой Богородицы и, обратив к ней телесные и душевные очи, воскликнула:
— О Владычица, Дева, рождшая Бога плотию! Я знаю, глубоко знаю, что нет чести Тебе и хвалы, когда я, нечистая и скверная, взираю на Твой лик Приснодевы, чистой телом и душой. Праведно, если Твоя девственная чистота погнушается и возненавидит меня блудницу. Но я слышала, что рожденный Тобою Бог для того и воплотился, чтобы призвать грешников к покаянию. Приди же ко мне, оставленной всеми, на помощь! Повели, чтобы мне не возбранен был вход в церковь, дай мне узреть Честное древо, на котором плотию был распят рожденный Тобой, проливший святую кровь Свою за избавление грешников и за мое. Повели, Владычица, чтобы и для меня, недостойной, открылись двери церкви для поклонения Божественному Кресту! Будь моей верной поручительницей перед Сыном Твоим, что я более не оскверню своего тела нечистотою блуда, но, воззрев на крестное древо, отрекусь от мира и его соблазнов и пойду туда, куда поведешь меня Ты, поручительница моего спасения.
Так я сказала. Подбодренная верою и убежденная в милосердии Богородицы, я как будто по чьему-то побуждению, двинулась с того места, где молилась, и смешалась с толпой входящих в церковь. Теперь никто меня не отталкивал и не мешал дойти до дверей церкви. Страх и ужас напал на меня, я вся трепетала. Достигнув дверей, прежде для меня затворенных, я без труда вошла внутрь святой церкви и сподобилась видеть Животворящее древо, постигла тайны Божии, поняла, что Бог не отринет кающегося. Падши на землю, я поклонилась Честному Кресту и облобызала его с трепетом. Потом я вышла из церкви к образу моей поручительницы — Богородицы и, преклонив колена перед Ее святой иконой, так молилась:
— О присноблаженная Дева, Владычица Богородица, не погнушавшись моей молитвы, Ты на мне показала Свое великое человеколюбие. Я видела славу Господню, блудная и недостойная зреть ее! Слава Богу, ради Тебя принимающему покаяние грешных! Вот все, что я грешная могу помыслить и сказать словами. Теперь, Владычица, пора исполнить то, что я обещалась, призывая Тебя поручительницей: наставь меня, как будет Твоя воля, и научи, как довершить спасение на пути покаяния.
После этих слов я услыхала, как будто издалека, голос:
— Если перейдешь через Иордан, то найдешь себе полное успокоение.
Выслушав эти слова с верою, что они обращены ко мне, я со слезами воскликнула, взирая на икону[10] Богородицы:
— Владычица, Владычица Богородица, не оставь меня! — С этими словами я вышла из церковного притвора и быстро пошла вперед.
На дороге кто-то дал мне три монеты со словами:
— Возьми это, мать.
Я приняла монеты, купила три хлеба и спросила продавца, где путь к Иордану. Узнав, какие ворота ведут в ту сторону, я быстро пошла, проливая слезы. Так я провела весь день в пути, спрашивая дорогу у встречных и к третьему часу того дня, когда сподобилась узреть святой Крест Христов, уже на закате солнца, я дошла до церкви святого Иоанна Крестителя у реки Иордана. Помолившись в церкви, я сошла к Иордану и омыла себе водой этой святой реки руки и лицо. Возвратившись в церковь, я причастилась Пречистых и Животворящих Тайн Христовых. Потом я съела половину одного хлеба, выпила воды из Иордана и уснула на земле. Рано утром, нашедши небольшую лодку, я переправилась на другой берег и снова обратилась к своей руководительнице-Богородице с молитвой, как ей будет благоугодно наставить меня. Так я удалилась в пустыню, где и скитаюсь до сего дня, ожидая спасения, какое подаст мне Бог от душевных и телесных страданий».
Зосима спросил:
— Сколько же лет, госпожа, прошло, как ты водворилась в этой пустыни?
— Я думаю, — отвечала она, — протекло 47 лет, как я оставила святой город.
— Что же, — спросил Зосима, — ты находишь себе на пищу?
— Перешедши Иордан, — сказала святая, — я имела два с половиной хлеба; они понемногу высохли, как бы окаменели, и их я вкушала понемногу несколько лет.
— Как ты могла благополучно прожить столько времени, и никакой соблазн не смутил тебя?
— Я боюсь отвечать на твой вопрос, отец Зосима: когда я буду вспоминать о тех бедах, какие я претерпела от мучивших меня мыслей, я боюсь, что они снова овладеют мною.
— Ничего, госпожа, — сказал Зосима, — не опускай в своем рассказе, я потому и спросил тебя, чтобы знать все подробности твоей жизни.
Тогда она сказала:
— Поверь мне, отец Зосима, что 17 лет прожила я в этой пустыне, борясь со своими безумными страстями, как с лютыми зверями. Когда я принималась за пищу, я мечтала о мясе и вине, какие ела в Египте; мне хотелось выпить любимого мною вина. Будучи в миру, много пила я вина, а здесь не имела и воды; я изнывала от жажды и страшно мучилась. Иногда у меня являлось очень смущавшее меня желание петь блудные песни, к которым я привыкла. Тогда я проливала слезы, била себя в грудь и вспоминала обеты, данные мною при удалении в пустыню. Тогда я мысленно становилась перед иконою поручительницы моей, Пречистой Богородицы и с плачем умоляла отогнать от меня мысли, смущавшие мою душу. Долго я так плакала, крепко ударяя себя в грудь, и наконец как бы свет разливался вокруг меня, и я успокаивалась от волнений. Как признаться мне, отец, в блудных вожделениях, овладевавших мною? Прости, отец. Огонь страсти загорался во мне и опалял меня, понуждая к похоти. Когда на меня находил такой соблазн, то я повергалась на землю и обливалась слезами, представляя себе, что перед мною стоит Сама моя поручительница, осуждает мое преступление и грозит за него тяжелыми мучениями. Поверженная на землю я не вставала день и ночь, пока тот свет не озарял меня и не отгонял смущавшие меня мысли. Тогда я возводила очи к поручительнице своей, горячо прося помощи моим страданиям в пустыне — и действительно, Она мне давала помощь и руководство в покаянии. Так провела я 17 лет в постоянных мучениях. А после, и до сего времени, Богородица во всем — моя помощница и руководительница.
Тогда Зосима спросил:
— Не было ли тебе нужды в пище и в одежде?
Святая отвечала:
— Окончив хлебы, через семнадцать лет, я питалась растениями; одежда, какая была на мне при переходе через Иордан, истлела от ветхости, и я много страдала, изнемогая летом от зноя, трясясь зимой от холода; так что много раз я, как бездыханная, падала на землю и так долго лежала, претерпевая многочисленные телесные и душевные невзгоды. Но с того времени и до сегодня, сила Божия во всем преобразила мою грешную душу и мое смиренное тело, и я только вспоминаю о прежних лишениях, находя для себя неистощимую пищу в надежде на спасение: питаюсь и покрываюсь я всесильным словом Божиим, ибо «не хлебом одним будет жить человек!» (Мф.4:4). И совлекшиеся греховного одеяния не имеют убежища, укрываясь среди каменных расселин (ср. Иов.24:8; Евр.11:38).
Услыхав, что святая вспоминает слова Священного Писания из Моисея, пророков и псалтири, Зосима спросил, не изучала ли она псалмы и другие книги.
— Не думай, — отвечала она с улыбкой, — что я со времени моего перехода через Иордан видела какого-либо человека, кроме тебя: даже зверя и животного я не видала ни одного. И по книгам я никогда не училась, не слыхала никогда из чьих-либо уст чтения или пения, но слово Божие везде и всегда просвещает разум и проникает даже до меня, неизвестной миру. Но заклинаю тебя воплощением Слова Божия: молись за меня, блудницу.
Так она сказала. Старец бросился к ее ногам со слезами и воскликнул:
— Благословен Бог, творящий великие и страшные, дивные и славные дела, коим нет числа! Благословен Бог, показавший мне, как Он награждает боящихся Его! Воистину, Ты, Господи, не оставляешь стремящихся к Тебе!
Святая не допустила старца поклониться ей и сказала:
— Заклинаю тебя, святой отец, Иисусом Христом, Богом Спасителем нашим, никому не рассказывай, что ты слышал от меня, пока Бог не возьмет меня от земли, а теперь иди с миром; через год ты снова увидишь меня, если нас сохранит благодать Божия. Но сделай ради Бога то, о чем тебя я попрошу: постом на будущий год не переходи через Иордан, как вы обыкновенно делаете в монастыре.
Подивился Зосима, что она говорит и о монастырском уставе, и ничего не мог промолвить, как только:
— Слава Богу, награждающему любящих Его!
— Так ты, святой отец, — продолжала она, — останься в монастыре, как я говорю тебе, потому что тебе невозможно будет уйти, если и захочешь; во святой и великий четверг, в день тайной Христовой вечери, возьми в святой подобающий сему сосуд животворящего Тела и Крови, принеси к мирскому селению на том берегу Иордана и подожди меня, чтобы мне причаститься Животворящих Даров: ведь с тех пор, как я причастилась перед переходом через Иордан в церкви Иоанна Предтечи, до сего дня, я не вкусила святых Даров. Теперь я к сему стремлюсь всем сердцем, и ты не оставь моей мольбы, но непременно принеси мне Животворящие и Божественные Тайны в тот час, когда Господь Своих учеников сделал участниками Своей Божественной вечери. Иоанну, игумену монастыря, где ты живешь, скажи: смотри за собой и своей братией, во многом надо вам исправиться, — но скажи это не теперь, а когда Бог наставит тебя.
После этих слов она снова попросила старца молиться за нее и удалилась вглубь пустыни. Зосима, поклонившись до земли и поцеловав во славу Божию место, где стояли ее стопы, пошел в обратный путь, хваля и благословляя Христа, Бога нашего.
Пройдя пустыню, он достиг монастыря в тот день, когда обыкновенно возвращались жившие там братья. О том, что видел, он умолчал, не смея рассказать, но в душе молил Бога дать ему еще случай увидеть дорогое лице подвижницы. Со скорбью он думал, как долго тянется год и хотел, чтобы это время промелькнуло, как один день.
Когда наступила первая неделя великого поста, то все братия по обычаю и уставу монастырскому, помолившись, с пением, вышли в пустыню. Только Зосима, страдавший тяжелым недугом принужден был остаться в обители. Тогда вспомнил он слова святой: «Тебе невозможно будет уйти, если и захочешь!» Скоро оправившись от болезни, Зосима остался в монастыре. Когда же возвратились братия и приблизился день Тайной вечери, старец сделал все, указанное ему: положил в малую чашу Пречистого Тела и Крови Христа Бога нашего, и потом взяв в корзинку несколько сушеных смокв и фиников и немного вымоченной в воде пшеницы, поздним вечером вышел из обители и сел на берегу Иордана, ожидая прихода преподобной. Святая долго не приходила, но Зосима, не смыкая глаз, неустанно всматривался по направлению к пустыне, ожидая увидать то, чего так сильно желал. «Может быть, — думал старец, — я недостоин, чтобы она пришла ко мне, или она уже приходила раньше и, не нашедши меня, возвратилась обратно». От таких мыслей он прослезился, вздохнул и, возведши очи к небу, стал молиться: «Не лиши, Владыко, снова узреть то лицо, которое сподобил меня увидеть! Не дай мне уйти отсюда не успокоенным, под бременем грехов, обличающих меня!»
Тут ему на ум пришла другая мысль: «Если она и подойдет к Иордану, а лодки нет, как она переправится и придет ко мне, недостойному? Увы мне грешному, увы! Кто лишил меня счастья видеть ее?»
Так думал старец, а преподобная уже подошла к реке. Увидев ее, Зосима с радостью встал и возблагодарил Бога. Его еще мучила мысль, что она не может перейти Иордан, когда он увидел, что святая, озаряемая блеском луны, перекрестила крестным знамением реку, спустилась с берега на воду и пошла к нему по воде, как по твердой земле. Видя это, удивленный Зосима хотел ей поклониться, но святая, еще шествуя по воде, воспротивилась этому и воскликнула: «Что ты делаешь? Ведь ты священник и несешь Божественные Тайны!»
Старец послушался ее слов, а святая, вышедши на берег, попросила у него благословения. Объятый ужасом от дивного видения, он воскликнул: «Воистину Бог исполняет Свое обещание уподобить Себе спасающихся по мере сил своих! Слава Тебе, Христу Богу нашему, показавшему мне через рабу Свою, как я еще далек от совершенства!»
Потом святая попросила прочитать Символ веры и молитву Господню. По окончании молитвы, она причастилась Пречистых и Животворящих Христовых Тайн и по обычаю иноческому поцеловала старца, после чего вздохнула и со слезами воскликнула:
— Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои спасение Твое (Лк.2:29—30).
Потом, обратись к Зосиме, святая сказала:
— Умоляю тебя, отче, не откажи исполнить еще одно мое желание: теперь иди в свой монастырь, а на следующий год приходи к тому же ручью, где ты прежде беседовал со мной; приходи ради Бога, и снова увидишь меня: так хочет Бог.
— Если бы было можно, — отвечал ей святой старец, — я хотел бы всегда следовать за тобой и видеть твое светлое лицо. Но прошу тебя, исполни мое, старца, желание: вкуси немного пищи, принесенной мною.
Тут он показал, что принес в корзине. Святая притронулась концами пальцев к пшенице, взяла три зерна и поднесши их к устам, сказала:
— Этого довольно: благодать пищи духовной, сохраняющей душу не оскверненной, насытит меня. Снова прошу тебя, святой отец, молись за меня Господу, поминая мое окаянство.
Старец поклонился ей до земли и просил ее молитв за церковь, за царей и за него самого. После этой слезной просьбы он простился с нею с рыданиями, не смея дальше удерживать ее. Если бы и хотел, он не имел силы остановить ее. Святая снова осенила крестным знамением Иордан и, как прежде, перешла как посуху через реку. А старец возвратился в обитель, волнуемый и радостью и страхом; он укорял себя в том, что не узнал имени преподобной, но надеялся узнать это в будущем году.
Прошел еще год. Зосима опять пошел в пустыню, исполняя монастырский обычай, и направился к тому месту, где имел дивное видение. Он прошел всю пустыню, по некоторым признакам узнал искомое место и стал внимательно вглядываться по сторонам, как опытный охотник, ищущий богатой добычи. Однако он не увидал никого, кто бы приближался к нему. Обливаясь слезами, он возвел очи к небу и стал молиться: «Господи, покажи мне Свое сокровище, никем не похищаемое, скрытое Тобою в пустыне, покажи мне святую праведницу, этого ангела во плоти, с коей не достоин сравниться весь мир!»
Произнося такую молитву, старец достиг места, где протекал ручей и, став на берегу, увидал к востоку преподобную, лежащую мертвой; руки у нее были сложены, как подобает у лежащих во гробу, лице обращено на восток. Быстро он приблизился к ней и припав к ногам ее, благоговейно облобызал и оросил их своими слезами. Долго он плакал; потом, прочитав положенные на погребение псалмы и молитвы, он стал думать, можно ли погребать тело преподобной, будет ли ей это угодно. Тут он увидел у головы блаженной такую надпись, начертанную на земле: «Погреби, авва Зосима, на этом месте тело смиренной Марии, отдай прах праху. Моли Бога за меня, скончавшуюся в месяце, по-египетски Фармуфий, по-римски апреле, в первый день, в ночь спасительных Страстей Христовых, по причащении Божественных Тайн[11]».
Прочитав надпись, старец прежде всего подумал, кто мог это начертать: святая, как она сама говорила, не умела писать. Но он очень был обрадован, что узнал имя преподобной. Кроме того, он узнал, что святая, причастившись на берегу Иордана, в один час достигла места своей кончины, куда он прошел после двадцати дней трудного пути, и тотчас предала душу Богу.
«Теперь, — подумал Зосима, — надо исполнить повеление святой, но как мне, окаянному, выкопать яму без всякого орудия в руках?»
Тут он увидел около себя брошенный в пустыне сук дерева, взял его и начал копать. Однако сухая земля не поддавалась усилиям старца, он обливался потом, но не мог ничего сделать. Горько вздохнул он из глубины души. Внезапно, подняв глаза, он увидел огромного льва, стоявшего у тела преподобной и лизавшего ее ноги. Ужаснулся старец при виде зверя, тем более, что он вспомнил слова святой, что она никогда не видела зверей. Он ознаменовал себя крестным знамением в уверенности, что сила почившей святой охранит его. Лев стал тихо приближаться к старцу, ласково, как бы с любовью, глядя на него. Тогда Зосима сказал зверю: «Великая подвижница повелела мне погрести ее тело, но я стар и не могу выкопать могилы; нет у меня и орудия для копания, а обитель далеко, не могу скоро принести его оттуда. Выкопай же ты когтями своими могилу, и я погребу тело преподобной».
Лев как будто понял эти слова и передними лапами выкопал яму, достаточную для погребения. Старец снова омочил слезами ноги преподобной, прося ее молитв за весь мир и покрыл ее тело землей. Святая была почти нагая — старая, изорванная одежда, которую ей бросил Зосима при первой встрече, едва прикрывала ее тело. Потом оба удалились: лев, тихий, как ягненок, вглубь пустыни, а Зосима в свою обитель, благословляя и прославляя Христа, Бога нашего.
Пришедши в монастырь, он, ничего не скрывая, что видел и слышал, рассказал всем инокам о преподобной Марии. Все удивлялись величию Божию и решили со страхом, верою и любовью почитать память преподобной и праздновать день ее преставления.
Игумен Иоанн, как о том передавала еще преподобная Мария авве Зосиме, нашел некоторые неисправности в монастыре и устранил их с Божьею помощью. А святой Зосима после долгой, почти во сто лет, жизни покончил свое земное существование и перешел к вечной жизни, к Богу[12]. Рассказ его о преподобной Марии иноки того монастыря устно передавали на общее поучение один другому, но письменно не излагали о подвигах святой.
А я, — прибавляет святой Софроний, — услышав рассказ, записал его. Не знаю, может быть, кто-либо другой, лучше осведомленный, уже написал житие преподобной, но и я, насколько мог, записал все, излагая одну истину. Бог, творящий дивные чудеса и щедро одаряющий обращающихся к Нему с верою, да наградит ищущих себе наставления в этой повести, слушающих, читающих и поусердствовавших записать ее, и да подаст им участь блаженной Марии вместе со всеми, когда-либо угодившими Богу своими благочестивыми мыслями и трудами.
Воздадим же и мы славу Богу, Царю вечному, и да подаст Он нам Свою милость в день судный ради Иисуса Христа, Господа нашего, Коему подобает всякая слава, честь, держава и поклонение со Отцем и Пресвятым и Животворящим Духом ныне, и всегда, и во все веки. Аминь[13].
Тропарь, глас 8:
В тебе, мати, известно спасеся еже по образу: приимши бо крест, последовала еси Христу, и деющи учила еси презирати убо плоть, преходит бо: прилежати же о души, вещи безсмертней, темже и со ангелы срадуется, преподобная Марие, дух твой.
Кондак, глас 4:
Греха мглы избежавши, покаяния светом озаривши твое сердце славная, пришла еси ко Христу: сего всенепорочную и святую матерь молитвенницу милостивную принесла еси. Отонудуже и прегрешений обрела еси оставление, и со ангелы присно срадуешися.


[1] Святой Софроний, Патриарх Иерусалимский, жил в VII веке. Святой Софроний был светильником не только для Палестинской, но и для всей Восточной Церкви. Именно за свою святость Софроний и был избран во Иерусалимского Патриарха (в 634 г.). Он управлял Церковью 10 лет, ревностно защищая православное учение от еретиков-монофелитов. Ныне известные сочинения св. Софрония содержат в себе, иные — догматическое учение, другие писаны для назидания в благочестии, то в виде слов и повестей, то в виде песней. Святой Иоанн Дамаскин с похвалою отзывался о Софрониевом описании жития святой Марии Египетской. Не менее важны и другие сочинения св. Софрония, как то: объяснение на литургию, стихиры в предпразднество Рождества Христова, стихиры на водоосвящение в День Богоявления с молитвою и друг. — Память св. Софрония празднуется Церковью 11 марта.
[2] Ваиа — ветви пальмовые (Ин.12:13, Мк.11:8) Неделя ваий — иначе цветоносная или цветная — вербное воскресенье.
[3] Часы — так называются молитвословия, состоящие из трех псалмов, нескольких стихов и молитв, приноровленных к каждой четверти дня и к особенным обстоятельствам страданий Спасителя. — На шестом часе вспоминаются шествие Спасителя на пропятие, самое пропятие и крестные страдания.
[4] Авва — отец, наставник.
[5] Это было в начале VI века, когда уже прекратились гонения и утихли ереси, и Церковь христианская пользовалась миром и спокойствием.
[6] Локоть или лакоть — мера длины от локтя до конца среднего пальца, равная 10 1/2 вершкам.
[7] Брань — нападение, козни.
[8] Александрия — знаменитый город, основанный Александром Македонским на берегу Средиземного моря, при устье реки Нила. Александрия после Рима была первым городом в мире и служила центром торговли, промышленности и особенно языческой образованности, а в первые века христианства — рассадником христианского просвещения. В настоящее время Александрия принадлежит к числу укрепленнейших портовых городов и важнейших торговых пунктов при Средиземном море.
[9] Ливийцы — жители Ливии, провинции в Северной Африке.
[10] Эта икона, по сказанию русских летописей, впоследствии перенесена была в Константинопольский храм Софии.
[11] Преподобная Мария скончалась в 522 году.
[12] Преподобный Зосима преставился в первой половине VI века. Память его празднуется 4 апреля.
[13] Св. Православная Церковь установила в Великий пост воспоминать житие преподобной Марии Египетской. В четверг пятой седмицы Великого поста, на утрени, читается весь покаянный Великий канон св. Андрея Критского и 18 тропарей этого канона обращены к преподобной Марии (Мариино стояние).
http://www.pravoslavie.ru/put/3079.htm